ДИТЯ ГУЛАГА

Рассказ о ребенке, попавшем в жернова бездушной карательной машины, — панорамная картина эпохи

Дитя ГУЛАГа

У этой книги было мало шансов появиться на свет. Ее автор родился в 1937 году в печально известной Бутырке за четыре дня до расстрела своего отца, польского коммуниста. Его мать, осужденная по 58 статье, чудом выжила после тяжелых родов. В скитаниях по лагерям и детским учреждениям ГУЛАГа среди голода, холода и болезней крошечный Юлик много раз оказывался на грани жизни и смерти. Но ему и его маме невероятно повезло: через семь лет они все же обрели свободу и даже вернулись в Польшу.

От фигуры маленького Юлика, как от камня, брошенного в воду времени, расходятся круги событий мирового масштаба и судеб отдельных людей.

Юлиан Беттер

ОТ АВТОРА

Я родился в Москве 15 декабря 1937 года. Появился на свет я в Бутырской тюрьме. Мои родители — коммунисты, члены Коммунистической партии Польши. Моя мама — Генриетта Беттер (Henrietta Better), из семьи польских евреев; мой отец — Павел Серанкевич (Paweł Sierankiewicz), сын польской крестьянки, глубоко верующей католички. В Польше компартия работала в подполье. В 1927 году родители уехали в Берлин, а через два года переехали в СССР в качестве политэмигрантов. В конце лета 1937 года их арестовали одного за одним. Отец был расстрелян 19 декабря 1937 года, всего через четыре дня после моего рождения. Мать была арестована по 58-й статье и приговорена к пяти годам лагерей. Ее вместе со мной отправили по этапу в лагеря Коми АССР. Большую часть срока мама отбыла в лагере в Ухте. Когда мне исполнился год, меня отняли от матери. Я прошел через разные ясли системы НКВД. Зимой 1942 года меня из Ухты отправили в детдом, находившийся в Сыктывкаре. Там мою жизнь спасла русская женщина Тамара Алексеевна Ковалева, сельская учительница — она взяла надо мной опекунство. О детстве, проведенном в ГУЛАГе, я рассказываю в своей книге воспоминаний «Дитя ГУЛАГа».

Моя мама была освобождена по приказу Сталина 15 января 1945 года. Летом того же года мы вернулись в Силезию, в родной город моей мамы Бельско-Бяла. Там в 1952 году я окончил семилетку, и мы переехали в Варшаву, где я учился в средней школе, а затем и в университете по специальности «органическая химия». После окончания университета я проработал четыре года научным сотрудником в Институте антибиотиков.

Антисемитская кампания 1967 года вынудила нас с женой эмигрировать в Швецию. Мы поселились в Стокгольме. Двадцать лет я посвятил работе в Королевском Техническим Институте, а потом стал учителем — преподавал математику, физику и химию в средней школе. У нас родилось два сына. Оба окончили институт по специальности «техническая физика». Старший живет в Бостоне, работает в компании Spotify, занимается программированием. Младший работает в компании Eriksson. Моя жена Ева и я — пенсионеры. Мы занимаемся внуками — их у нас шестеро и трое из них живут рядом с нами.

Моя книга воспоминаний была издана в 2013 году в Швеции на шведском языке «Jag var barn i Gulag» и моментально стала бестселлером. Надеюсь, что моя книга полюбится и русскоязычными читателям.


Книга предназначена для всех интересующихся историей репрессий в СССР, а также для широкого круга читателей

Дитя ГУЛАГа_62pages.pdf

Показные московские процессы, формально публичные, тоже не могли пройти мимо родителей. Пару раз они присутствовали в зале заседаний, но ходили на такие «спектакли» не по своей воле. Входные билеты распределялись на предприятиях между так называемым рабочим активом, что расценивалось как поощрение. Отказаться от приглашения было невозможно. И снова приведу здесь слова мамы:

Поскольку подсудимые признавали свою вину, мы верили в справедливость обвинений. Никому и в голову не приходило, что у них выбивали признание. И все же у нас было смутное ощущение, что тут что-то не так. После этих судов и увиденного из поезда мы стали опасаться за свое будущее, и это чувство уже нас не покидало.

ОТЗЫВЫ О КНИГЕ

Книга не только великолепное историческое свидетельство тех времен, но и прекрасная иллюстрация анти-педагогики


Больше всего в книге Беттера о его детстве в СССР меня тронула идея о том, что трудности, как это принято думать, не делают человека сильнее. Тяготы не только лишают человека сил для его развития и роста, но и делают его бесчувственным эгоистом. То, что с СССР считалось культивированием людей, а именно пропаганда через средства массовой информации и купленное творчество народных артистов, несущих в массы песни и стихи о победе, никак не связано с настоящей культурой.

Маленький мальчик, автор книги, Юлиан Беттер рос, как звереныш. Он не знал, что значит быть человеком, что значит думать о других: что надо делиться, заботиться о других. О нем никто не заботился, никто его не любил, никто с ним даже не разговаривал на протяжении почти 7 лет. Когда его забрала к себе мама, он не умел ни читать, ни писать, он и говорил-то с трудом.

Что для меня особенно ценно в этой книге, так это то, что я осознаю, как сложно, пройдя такой путь, не просто заставить себя оглянуться назад и вспомнить все это жуткие и болезненные подробности, но и честно проанализировать и признаться в том, что ты из-за тех нечеловеческих условий рос недочеловеком, зверенышем. Для этого нужно много и смелости, и личностной зрелости, и интеллекта. Мне кажется, такого рода воспоминаний в мире очень мало.

Книга не только великолепное историческое свидетельство советских времен, но и прекрасная иллюстрация того, как НЕЛЬЗЯ обращаться с детьми.

Anna Sandermoen, Switzerland


Актуальная снова книга


Автор пережил ужасы сталинских лагерей в раннем детстве и сохранил об этом на удивление много воспоминаний. Меня особенно поразила одна из первых картин в памяти маленького Юлика: в яслях мальчик постарше говорит, что у него есть не только мама, но и папа, а другие дети кричат, что он врет, не бывает никакого папы… Почти никто из них никогда не видел своего папу; большинство отцов было уже расстреляно, как и отец Юлика, не успевший узнать о рождении сына. Да и остаться с мамой, и просто выжить у детей ГУЛАГа было немного шансов.

Но книга Юлиана Беттера – это не только детские воспоминания и история семьи, попавшей в жернова репрессий. Вместе с тысячами других людей автор пытается понять: как это стало возможным? Как жестокая карательная машина сумела подмять под себя всю страну – и не ее одну! – прикрываясь прекрасными словами о равенстве, свободе и мире? Как и почему столько честных, искренних, умных людей были обмануты идеей социализма, обмануты настолько, что не верили своим глазам и своей совести?

К сожалению, сегодня эти вопросы обретают новую актуальность. Тем более важно, чтобы именно сейчас выходили книги, которые заставляют людей смотреть правде в лицо.

Ирина Смирнова, Германия


Люди исчезали без следа, но никто не осмеливался выяснять почему. Сам факт ареста доказывал вину, ведь НКВД не арестовывал невинных, а партия не могла ошибаться. Любое сомнение в этом вопросе приравнивалось к антисоветской агитации. На рабочих местах проходили собрания, так называемые «массовки», где люди должны были выражать поддержку действиям НКВД. Эти «спектакли» всегда были хорошо продуманы: коллеги вдруг вспоминали о контрреволюционных, троцкистских и других антисоветских поступках или высказываниях своих бывших товарищей. Так власть принуждала людей к соучастию в своих преступлениях.

Но Сталин не был фашистом! Он лишь осуществлял весьма похожую на фашизм идею. Такого рода тоталитарные идеи вырастают, как новые головы гидры, из, казалось бы, уже мертвых тел фашизма и коммунизма. В двустишии польского поэта Марьяна Хемара дана емкая характеристика всем злодеям:

Идеолог, который в заботе

о фиктивном человеке

Миллионы настоящих режет,

расстреливает, сечет.

Колыбельная, которую мама мне напевала в годы ГУЛАГа.

Рано утром, при рассвете

Корпусной придет.

На проверку встанут дети,

Солнышко взойдёт.

Проберутся лучи солнца

По стене сырой,

К заключенному ребенку —

Крошке дорогой.

Но светлее все ж не станет

Мрачное жилье.

Кто вернет тебе румянец,

Cолнышко мое?

За решёткой, за замками

Дни словно года…

Плачут дети, даже мамы

Плачут иногда.

Но выращиваем смену,

Закалив сердца.

Спи, дитя, не верь в измену

Своего отца!

Как он вынес суд неправый

Клевету, разбой?

В море горя и отравы

Встретится ль с тобой?

Тише, тише, дремлют дети,

Солнца луч угас,

День весенний, свежий ветер

Прошумят без нас.


Из миски мы ели в такт – так всем доставалось поровну. Беседы за столом не велись, ведь из-за лишней болтовни можно было сбиться с ритма и упустить ложку каши. Деревянные ложки, когда-то покрытые лаком, были одинакового размера и напоминали скорее черпак. Мне приходилось сильно напрягаться, чтобы поспевать за взрослыми. Хорошо помню то чувство, когда на моих глазах миска пустела. Ни разу я не встал из-за стола сытым, но просить добавку мне и в голову не приходило, ведь миска была пуста. Не оставалось ничего другого, как лечь спать, даже если было лето и еще не стемнело.

Иногда я помогал маме, которая отмывала сосуды после анализов мочи и кала. Моя задача заключалась в том, чтобы занести вымытые банки в больницу, а оттуда принести полные обратно в лабораторию. Однажды я появился в больнице и со всей серьезностью заявил медсестре: „Тетенька, я пришел взять полномоченные банки”, после чего последовал взрыв смеха, а история эта разлетелась по всему Сангородку. Это был первый и последний раз, когда я видел смеющихся людей в лагере.

Свое участие к маме проявляли и уголовники, и один урка даже сделал ей предложение: „У тебя ребенок, поженимся, как только я выйду, и у меня будет сын”. Видимо, он не понимал, что у его „избранницы", обвиненной по 58 статье, небольшие шансы вновь обрести свободу. Уголовников же время от времени, по случаю больших праздников, амнистировали.

Сразу после нападения Германии на Советский Союз в июне 1941 года всем политзаключенным, осужденным по 58 статье, без судебного разбирательства, автоматически, были продлены сроки приговоров. Трудно представить, насколько угнетающей оказалась эта новость для каторжан. Маму вызвали в НКВД, где ей сообщили о продлении заключения вплоть до повторного рассмотрения дела по окончании войны.

Свое участие к маме проявляли и уголовники, и один урка даже сделал ей предложение: „У тебя ребенок, поженимся, как только я выйду, и у меня будет сын”. Видимо, он не понимал, что у его „избранницы", обвиненной по 58 статье, небольшие шансы вновь обрести свободу. Уголовников же время от времени, по случаю больших праздников, амнистировали.

Еще одно воспоминание: дети сидят на полу, они старше меня, говорят о родителях, я слышу слова „папа”, „мама”. Дети начинают ссориться, я слышу „врешь”, когда один из них упорно твердит, что у него есть не только мама, но и папа. Я лишь задумываюсь над словом „папа”. Большинство из нас знает только своих мам. Однако не исключено, что среди нас были дети разного возраста, и некоторые могли помнить своих отцов.

Усилившаяся в 1936 году волна массовых арестов серьезно обеспокоила родителей. Ситуация ухудшалась со дня на день. Ложась спать, родители шепотом рассказывали друг другу, кто не пришел на работу, кого «взяли». Коммунисты боялись коммунистов. В средствах печати призывали доносить, особенно это касалось членов партии. Люди исчезали без следа, но никто не осмеливался выяснить почему. Сам факт ареста доказывал вину, ведь НКВД не мог арестовать невинных, а партия не могла ошибаться. А любое сомнение по этому вопросу приравнивался к антисоветской агитации.

Юлиан Беттер. Дитя ГУЛАГа.

Выходные данные

ISBN бумажной книги 978-3-907131-76-3, ISBN pdf 978-3-907131-77-0, ISBN e-pub 978-3-907131-78-7

Объем 358 стр.


Электронная книга: pdf, e-pub в zip папке.

Бумажная книга: полутвердая обложка с клапанами, матовый ламинат soft touch, формат 15х23 см, вес 0,515 кг.

Над книгой работали:

Перевод с польского на русский: А. Велян

Редакторы: И. Меркина, Е. Тонкова

Дизайн обложки: Е. Корниенко

Оформление и верстка: Е. Корниенко

Copyright: Sandermoen Publishing © 2022

Дата публикации электронной книги: 10 августа 2022

Дата выхода бумажной книги: 30 сентября 2022